Если мы, ради научных или иных целей, серьезно углубляемся в историю,
то вольно или невольно начинаем связывать дела, вершившиеся много веков
назад со временем нашим, ибо только с помощью прошлого познается
настоящее. 1453–1648 гг. часто рассматриваются учеными, как кризис
«длинного XVI века», в результате которого произошло перерастание
феодального общества в капиталистическое. Современный исследователь
Андрей Фурсов пишет: «…90% семей, находившихся у власти в Европе в 1453
году, сохранили свои позиции и в 1648 году. Перед нами системный
трансгресс, при котором верхушка прежней системы, трансформируясь,
мутируя, создавая (естественно, неосознанно) новую систему, сохраняет
свои позиции, устраивая прогресс для себя и регресс для основной массы
населения».
Сейчас
мы наблюдаем подобный трансгресс, только во всемирном масштабе.
мировая политико-экономическая элита вновь решила переформатировать
человеческое общество и ради тех же целей. Российская же элита, в силу
чисто меркантильных интересов, гораздо больше привязана к элите мировой,
чем к своему собственному народу.
После падения Константинополя в 1453 г. из двух проектов развития культуры в рамках европейской цивилизации сохранился всего лишь один. «Византийский проект» умер, «западноевропейский» же занял доминирующие позиции. Перед элитой Западной Европы возникли великолепнейшие условия для захвата «культурной гегемонии» и перестройки экономико-политической системы по своему вкусу. До этого перспективы были отнюдь не блестящими. Естественная цепь исторических событий («Черная смерть», Столетняя война, Реконкиста, Гуситские войны) плюс неустойчивый климат Малого Ледникового периода могли привести к совершенно непредсказуемым последствиям, например, к возникновению экономико-политического союза королевской власти с крестьянством, ремесленниками и частью выходцев из земельной аристократии.
Война Алой и Белой розы (1455–1485 гг.) в Англии стала, пожалуй, первым этапом борьбы элиты за переход к качественно новому строю организации жизни в Европе.
Политическая и экономическая верхушка изначально обладала немаловажным преимуществом перед крестьянством. Она была единой и космополитичной, а, следовательно, отлично осознающей свои тотальные интересы, как в материальной, так и духовной сферах. Аристократы заключали браки по всей Европе и имели владения в разных странах. Купцы и финансисты (в т. ч. ростовщики) вели свои дела вне зависимости от границ. А интеллигенция легко перемещалась по континенту, используя возможности Католической церкви и государственных структур, причем применяя в качестве общения единый латинский язык, незнакомый простонародью.
На рубеже XV–XVI вв. сложилась парадоксальная ситуация: крестьянство было заинтересовано в сохранении общего Христианского мира, а космополитичная элита, по чисто экономическим соображениям, желала его распада на государства-нации (отсюда и тяга к патриотизму, как идеологии, и жажда ограничения деятельности Католической церкви). Нам кажется, что нельзя обойти молчанием такой вопиющий факт, что после 1648 г. наиболее раздробленными в Европе остались Италия (оплот католичества) и Германия, доставившая немало волнений верхушке в период Крестьянской войны (1524–1526 гг.): и там, и там государства-нации не сформировались. Вряд ли сие произошло случайно…
Элита XVI в. великолепно понимала, что кроме внешних угроз «перестройке» (затеянной ею), таких как сопротивление крестьян (т. е. основной массы населения) и проекта глобальной католической империи императора Карла V, есть еще и существенная проблема абсолютно внутреннего характера: «перековке» образованных слоев общества, способных порождать или сокрушать идеологические системы. Стали жизненно необходимы «универсальные интеллигенты» — разрушители, сравнить которых можно, разве что с «универсальными солдатами» из популярного в нашем веке американского боевика! Только последние убивали тела, а первые — души.
Книга Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533–1564 гг.) появилась на свет весьма своевременно и стала, чуть ли не первой, в наборе инструментов изменения общественных настроений (где определенные по ранжиру места заняли: и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, и целый ряд прочих литературных произведений, созданных авторами: Томасом Мором, Томмазо Кампанеллой, Никколо Макиавелли, Джордано Бруно, Ульрихом фон Гуттеном, Жаном Деперье, представителями «Бригады» (позже «Плеяды») и др.).
Большинство перечисленных нами писателей и публицистов, пользовалось покровительством властных или церковных кланов, а иногда просто находилось на содержании могущественных и богатых элитариев (например, Рабле помогали и король Франции Франциск I, и кардинал Жан дю Белле, Эразму – император Карл V, Деперье – Маргарита Наваррская и т. д.).
Если вспомнить тезисы Антонио Грамши о «гегемонии в культуре» и «органической» интеллигенции, то вырисовывается прелюбопытная картина. Оказывается, что правящий слой на излете эпохи Ренессанса стихийно создает свою «органическую» интеллигенцию, призванную ослабить редуты традиционной интеллигенции и значительно изменить культурную среду Европы…
«Гаргантюа и Пантагрюэль» сложно отнести к какому-нибудь литературному жанру. В данном случае наблюдается некая гремучая смесь из сатирической народной сказки, рыцарской повести, эпоса, нравственного трактата, памфлета и фельетона. Если бы Франсуа Рабле жил в XX веке, то его смело следовало бы причислить к писателям-постмодернистам.
Однако у Умберто Эко есть высказывание о том, что каждая культурная эпоха строит свой постмодернизм. Рабле же – создатель текста ведет себя как истинный постмодернист. Он разрушает иерархию ценностей и, фактически, путает серьезное со смешным. Он карнавализирует мир, меняет местами духовное и материальное, «Верх» и «Низ», выворачивает наизнанку христианскую идеологию и открыто издевается над католическим вероучением…
Франсуа Рабле проявляет себя в качестве креатуры элитариев-«перестройщиков». Христианский монастырь – базисный элемент управленческой машины и, одновременно, единица экономической системы Римо-католической церкви подвергается беспощадному осмеянию, при этом выдвигается и альтернативный ему антагонистический идеологический образ – Телемская обитель.
Главный европейский центр образования – Сорбонна становится в книге объектом едких насмешек и открытого глумления. Сорбоннские учителя Гаргантюа награждаются такими именами как Тубал Олоферн и Дурако Простофиль. Результат обучения Рабле описывает в следующих строках: «Между тем отец стал замечать, что сын его, точно, оказывает большие успехи, что от книг его не оторвешь, но что впрок это ему не идет и что к довершению всего он глупеет, тупеет и час от часу становится рассеяннее и бестолковее. Грангузье пожаловался на это дону Филиппу де Маре, вице-королю Папелигосскому, и услышал в ответ, что лучше совсем ничему не учиться, чем учиться по таким книгам под руководством таких наставников, ибо их наука – бредни, а их мудрость – напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества».
А вот какими эпитетами награждает своих коллег из университета магистр Ианотус: «Ах, подлецы вы этакие, дрянь паршивая! Свет еще не видел таких мерзавцев, как вы. Уж я-то знаю вас как свои пять пальцев, – чего же вы припадаете на ногу перед хромым? Ведь я делал всякие пакости вместе с вами. Вот, отсохни у меня селезенка, донесу я ужо королю о тех страшных беззакониях, которые вы здесь замышляете и творите, и пусть на меня нападет проказа, если он не велит всех вас сжечь живьем, как мужеложцев, злодеев, еретиков и соблазнителей, отверженных самим Богом и добродетелью!».
Кроме того «медонский кюре» придает поруганию привычные качественные учебники (из коих целые поколения черпали первоначальные знания) и монастырские библиотеки.
Новый наставник Гаргантюа – Понократ резко отказывается от традиционных методов воспитания и образования. Жизнь принца из размеренной и неторопливой превращается в строго упорядоченную (в соответствии со специальным расписанием). Религиозный компонент подвергается наиболее серьезной перекройке. Если ранее Гаргантюа «выстаивал от двадцати шести до тридцати месс», «проборматывал все ектеньи» и «прочитывал столько молитв, сколько не могли бы прочитать шестнадцать отшельников», то теперь он занимается чтением Священного Писания и прослушиванием религиозных текстов. «Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было непонятно и трудно». Понократ убирая религиозную практику из процесса воспитания подопечного, замещает ее формированием чисто светских навыков, при этом совершенно не отказывается от принципов обычного обучения будущего феодального властелина.
Гаргантюа, получив доступ к власти, приближает к себе людей, в полной мере, оторванных от высоких нравственных императивов Средневековья и Ренессанса. Типичным для его окружения является монах – брат Жан. Почему-то известный советский исследователь творчества Рабле – А. Дживелегов считает Жана деревенским плебеем. Сам текст произведения вообще не позволяет сделать такого вывода. Единственная фраза, дающая хоть какие-то намеки на крестьянское происхождение этого монаха: «Он трудится, пашет землю…». Но работами на земле занимались и обыкновенные монастырские насельники и мелкие (часто родовитые) обедневшие дворяне.
Если внимательно прочитать книгу, то можно отметить удивительные черты, характеризующие брата Жана Зубодробителя как выходца из аристократических кругов. Он воспитан на дворянском понятии чести («Живи я во времена Иисуса Христа, – вот как Бог свят, я бы не дал евреям схватить его в Гефсиманском саду! Черт побери, да я бы господам апостолам поджилки перерезал за то, что они испугались и убежали после сытного ужина… Хуже всякой отравы для меня, те люди, которые удирают, когда нужно взяться за ножи. Эх, побыть бы мне французским королем лет этак восемьдесят или сто! Ей-богу, я бы выхолостил всех, кто бежал из-под Павии!.. Разве не лучше, разве не почетнее – умереть, доблестно сражаясь, чем остаться жить, позорно бежав?..»). Он умеет сражаться лично и управлять вооруженным отрядом. Он владеет морской терминологией и навыками судовождения. Он любит охоту, охотничьих собак и разбирается в починке охотничьего снаряжения. Он не любит образования («Мы в нашем аббатстве ничему не учимся – боимся свинкой заболеть. Наш покойный аббат говорил, что ученый монах – это чудовище…»). И, в конце концов, он хвастает, что имел свой дом в Париже. Хорош «деревенский плебей»! А Телемское аббатство, где брат Жан становится первой фигурой, основывается на государственные деньги, «монахи» мужского и женского пола ведут праздный светский образ жизни, положение же прислуги ни чем не отличается от статуса рабов или крепостных. Телема – идеальное общество, которое бы привело в восторг и «новых русских»!
Наследник Гаргантюа – Пантагрюэль с юных лет получает воспитание «прогрессивное». Поэтому, встретив Панурга (бывшего студента-недоучку), он приходит в восторг от поверхностной образованности последнего.
Панург, по своим качествам, напоминает представителей попсовой медиа-элиты России XXI века. Рабле явно любит этого героя и в отношении его чрезвычайно мягок (смех здесь скорее юмористический, чем сатирический!). «Панурги» (разрушители старой морали!) ведь были очень и очень необходимы европейской элите XVI в.
Любопытен и образ Пантагрюэля, представляемого в виде идеального правителя. Пантагрюэль гуманен, терпим и честен, но только по отношению к лицам своего круга. Когда дело касается врагов, этот государь новой генерации легко переходит к «двойным стандартам» в политике.
Грангузье и Гаргантюа после разгрома Пикрохола отказываются присоединить его владения к своим, ограничиваясь временным контролем над правительством государства-противника. Пантагрюэль же идет гораздо дальше, он, уничтожив воинство Анарха, захватывает всю землю дипсодов. А чуть позже переселяет на оккупированную территорию своих подданных – утопийцев. Естественно, дипсоды (по свидетельству Рабле) от такого мероприятия пришли в восторг и стали затем чище, лучше, добрее и цивилизованнее от общения с переселенцами. (Видимо Смердяков из «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского был уроженцем Дипсодии!)
Пантагрюэль раздаривает поместья в чужой стране сподвижникам. Панургу достается во владение кастелянство Рагу. «И так хорошо и так разумно вел хозяйство новый владелец замка, что менее чем в две недели он растранжирил постоянный и непостоянный доход от своего именья на три года вперед… Вырубались леса, сжигались толстенные деревья только для того, чтобы продать золу, деньги забирались вперед, все покупалось втридорога, спускалось по дешевке, – одним словом, хлеб съедался на корню».
«Доброго» же короля поведение Панурга не ввело во гнев, он стал увещевать непутевого владельца Рагу, предлагая изменить способ ведения хозяйства, чтобы стать богатым. Пантагрюэля судьба крестьян (к тому же дипсодов!) не волнует, он беспокоится только о своем любимце…
Книга Франсуа Рабле в XVI веке пользовалась популярностью, а в XVII-ом все постепенно начинает меняться : раблезианство в чистом виде становится бесполезным, ибо задачи захвата «культурной гегемонии» были решены…
В XX веке появилась целая череда книг, фильмов и произведений изобразительного искусства, основной целью которых являлось изменение умов, разрушение традиций. А как же иначе можно загнать мыслящих людей в потребительский «рай»!
Теперь условия изменились. Оказалось, что при росте среднего класса, правящая верхушка имеет все шансы уступить власть ему. Пришлось экстренно бороться за захват «культурной гегемонии». Отсюда произрастают: и особое отношение к «сексуальным меньшинствам», и раж покаяния за «бремя белого человека», и резкое опошление христинства и культур, на нем базирующихся, и размывание исторических ориентиров (стремительный всплеск тиражей псевдоисторических изданий!), и многое, многое другое. И вновь маршируют «универсальные интеллигенты», развоплощая все духовное, что встречают на своем пути…
«Процесс пошел»! Но лучше бы ему оторвать ноги!
N. B. ! Данный материал подготовлен на основе работ И. Валлерстайна, А. Грамши, А. Фурсова, С. Кургиняна,М. Леонтьева, М. Бахтина, С. Аверинцева, К. Шмитта, П. Бьюкенена и некоторых публикаций самого автора.
А. Гончаров (*красс*)
http://nnm.ru/blogs/DF_Man/universalnyy-intelligent-zametki-o-dlinnom-xvi-veke/#cut
После падения Константинополя в 1453 г. из двух проектов развития культуры в рамках европейской цивилизации сохранился всего лишь один. «Византийский проект» умер, «западноевропейский» же занял доминирующие позиции. Перед элитой Западной Европы возникли великолепнейшие условия для захвата «культурной гегемонии» и перестройки экономико-политической системы по своему вкусу. До этого перспективы были отнюдь не блестящими. Естественная цепь исторических событий («Черная смерть», Столетняя война, Реконкиста, Гуситские войны) плюс неустойчивый климат Малого Ледникового периода могли привести к совершенно непредсказуемым последствиям, например, к возникновению экономико-политического союза королевской власти с крестьянством, ремесленниками и частью выходцев из земельной аристократии.
Война Алой и Белой розы (1455–1485 гг.) в Англии стала, пожалуй, первым этапом борьбы элиты за переход к качественно новому строю организации жизни в Европе.
Политическая и экономическая верхушка изначально обладала немаловажным преимуществом перед крестьянством. Она была единой и космополитичной, а, следовательно, отлично осознающей свои тотальные интересы, как в материальной, так и духовной сферах. Аристократы заключали браки по всей Европе и имели владения в разных странах. Купцы и финансисты (в т. ч. ростовщики) вели свои дела вне зависимости от границ. А интеллигенция легко перемещалась по континенту, используя возможности Католической церкви и государственных структур, причем применяя в качестве общения единый латинский язык, незнакомый простонародью.
На рубеже XV–XVI вв. сложилась парадоксальная ситуация: крестьянство было заинтересовано в сохранении общего Христианского мира, а космополитичная элита, по чисто экономическим соображениям, желала его распада на государства-нации (отсюда и тяга к патриотизму, как идеологии, и жажда ограничения деятельности Католической церкви). Нам кажется, что нельзя обойти молчанием такой вопиющий факт, что после 1648 г. наиболее раздробленными в Европе остались Италия (оплот католичества) и Германия, доставившая немало волнений верхушке в период Крестьянской войны (1524–1526 гг.): и там, и там государства-нации не сформировались. Вряд ли сие произошло случайно…
Элита XVI в. великолепно понимала, что кроме внешних угроз «перестройке» (затеянной ею), таких как сопротивление крестьян (т. е. основной массы населения) и проекта глобальной католической империи императора Карла V, есть еще и существенная проблема абсолютно внутреннего характера: «перековке» образованных слоев общества, способных порождать или сокрушать идеологические системы. Стали жизненно необходимы «универсальные интеллигенты» — разрушители, сравнить которых можно, разве что с «универсальными солдатами» из популярного в нашем веке американского боевика! Только последние убивали тела, а первые — души.
Книга Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (1533–1564 гг.) появилась на свет весьма своевременно и стала, чуть ли не первой, в наборе инструментов изменения общественных настроений (где определенные по ранжиру места заняли: и «Похвала глупости» Эразма Роттердамского, и целый ряд прочих литературных произведений, созданных авторами: Томасом Мором, Томмазо Кампанеллой, Никколо Макиавелли, Джордано Бруно, Ульрихом фон Гуттеном, Жаном Деперье, представителями «Бригады» (позже «Плеяды») и др.).
Большинство перечисленных нами писателей и публицистов, пользовалось покровительством властных или церковных кланов, а иногда просто находилось на содержании могущественных и богатых элитариев (например, Рабле помогали и король Франции Франциск I, и кардинал Жан дю Белле, Эразму – император Карл V, Деперье – Маргарита Наваррская и т. д.).
Если вспомнить тезисы Антонио Грамши о «гегемонии в культуре» и «органической» интеллигенции, то вырисовывается прелюбопытная картина. Оказывается, что правящий слой на излете эпохи Ренессанса стихийно создает свою «органическую» интеллигенцию, призванную ослабить редуты традиционной интеллигенции и значительно изменить культурную среду Европы…
«Гаргантюа и Пантагрюэль» сложно отнести к какому-нибудь литературному жанру. В данном случае наблюдается некая гремучая смесь из сатирической народной сказки, рыцарской повести, эпоса, нравственного трактата, памфлета и фельетона. Если бы Франсуа Рабле жил в XX веке, то его смело следовало бы причислить к писателям-постмодернистам.
Однако у Умберто Эко есть высказывание о том, что каждая культурная эпоха строит свой постмодернизм. Рабле же – создатель текста ведет себя как истинный постмодернист. Он разрушает иерархию ценностей и, фактически, путает серьезное со смешным. Он карнавализирует мир, меняет местами духовное и материальное, «Верх» и «Низ», выворачивает наизнанку христианскую идеологию и открыто издевается над католическим вероучением…
Франсуа Рабле проявляет себя в качестве креатуры элитариев-«перестройщиков». Христианский монастырь – базисный элемент управленческой машины и, одновременно, единица экономической системы Римо-католической церкви подвергается беспощадному осмеянию, при этом выдвигается и альтернативный ему антагонистический идеологический образ – Телемская обитель.
Главный европейский центр образования – Сорбонна становится в книге объектом едких насмешек и открытого глумления. Сорбоннские учителя Гаргантюа награждаются такими именами как Тубал Олоферн и Дурако Простофиль. Результат обучения Рабле описывает в следующих строках: «Между тем отец стал замечать, что сын его, точно, оказывает большие успехи, что от книг его не оторвешь, но что впрок это ему не идет и что к довершению всего он глупеет, тупеет и час от часу становится рассеяннее и бестолковее. Грангузье пожаловался на это дону Филиппу де Маре, вице-королю Папелигосскому, и услышал в ответ, что лучше совсем ничему не учиться, чем учиться по таким книгам под руководством таких наставников, ибо их наука – бредни, а их мудрость – напыщенный вздор, сбивающий с толку лучшие, благороднейшие умы и губящий цвет юношества».
А вот какими эпитетами награждает своих коллег из университета магистр Ианотус: «Ах, подлецы вы этакие, дрянь паршивая! Свет еще не видел таких мерзавцев, как вы. Уж я-то знаю вас как свои пять пальцев, – чего же вы припадаете на ногу перед хромым? Ведь я делал всякие пакости вместе с вами. Вот, отсохни у меня селезенка, донесу я ужо королю о тех страшных беззакониях, которые вы здесь замышляете и творите, и пусть на меня нападет проказа, если он не велит всех вас сжечь живьем, как мужеложцев, злодеев, еретиков и соблазнителей, отверженных самим Богом и добродетелью!».
Кроме того «медонский кюре» придает поруганию привычные качественные учебники (из коих целые поколения черпали первоначальные знания) и монастырские библиотеки.
Новый наставник Гаргантюа – Понократ резко отказывается от традиционных методов воспитания и образования. Жизнь принца из размеренной и неторопливой превращается в строго упорядоченную (в соответствии со специальным расписанием). Религиозный компонент подвергается наиболее серьезной перекройке. Если ранее Гаргантюа «выстаивал от двадцати шести до тридцати месс», «проборматывал все ектеньи» и «прочитывал столько молитв, сколько не могли бы прочитать шестнадцать отшельников», то теперь он занимается чтением Священного Писания и прослушиванием религиозных текстов. «Затем Гаргантюа отправлялся в одно место, дабы извергнуть из себя экскременты. Там наставник повторял с ним прочитанное и разъяснял все, что было непонятно и трудно». Понократ убирая религиозную практику из процесса воспитания подопечного, замещает ее формированием чисто светских навыков, при этом совершенно не отказывается от принципов обычного обучения будущего феодального властелина.
Гаргантюа, получив доступ к власти, приближает к себе людей, в полной мере, оторванных от высоких нравственных императивов Средневековья и Ренессанса. Типичным для его окружения является монах – брат Жан. Почему-то известный советский исследователь творчества Рабле – А. Дживелегов считает Жана деревенским плебеем. Сам текст произведения вообще не позволяет сделать такого вывода. Единственная фраза, дающая хоть какие-то намеки на крестьянское происхождение этого монаха: «Он трудится, пашет землю…». Но работами на земле занимались и обыкновенные монастырские насельники и мелкие (часто родовитые) обедневшие дворяне.
Если внимательно прочитать книгу, то можно отметить удивительные черты, характеризующие брата Жана Зубодробителя как выходца из аристократических кругов. Он воспитан на дворянском понятии чести («Живи я во времена Иисуса Христа, – вот как Бог свят, я бы не дал евреям схватить его в Гефсиманском саду! Черт побери, да я бы господам апостолам поджилки перерезал за то, что они испугались и убежали после сытного ужина… Хуже всякой отравы для меня, те люди, которые удирают, когда нужно взяться за ножи. Эх, побыть бы мне французским королем лет этак восемьдесят или сто! Ей-богу, я бы выхолостил всех, кто бежал из-под Павии!.. Разве не лучше, разве не почетнее – умереть, доблестно сражаясь, чем остаться жить, позорно бежав?..»). Он умеет сражаться лично и управлять вооруженным отрядом. Он владеет морской терминологией и навыками судовождения. Он любит охоту, охотничьих собак и разбирается в починке охотничьего снаряжения. Он не любит образования («Мы в нашем аббатстве ничему не учимся – боимся свинкой заболеть. Наш покойный аббат говорил, что ученый монах – это чудовище…»). И, в конце концов, он хвастает, что имел свой дом в Париже. Хорош «деревенский плебей»! А Телемское аббатство, где брат Жан становится первой фигурой, основывается на государственные деньги, «монахи» мужского и женского пола ведут праздный светский образ жизни, положение же прислуги ни чем не отличается от статуса рабов или крепостных. Телема – идеальное общество, которое бы привело в восторг и «новых русских»!
Наследник Гаргантюа – Пантагрюэль с юных лет получает воспитание «прогрессивное». Поэтому, встретив Панурга (бывшего студента-недоучку), он приходит в восторг от поверхностной образованности последнего.
Панург, по своим качествам, напоминает представителей попсовой медиа-элиты России XXI века. Рабле явно любит этого героя и в отношении его чрезвычайно мягок (смех здесь скорее юмористический, чем сатирический!). «Панурги» (разрушители старой морали!) ведь были очень и очень необходимы европейской элите XVI в.
Любопытен и образ Пантагрюэля, представляемого в виде идеального правителя. Пантагрюэль гуманен, терпим и честен, но только по отношению к лицам своего круга. Когда дело касается врагов, этот государь новой генерации легко переходит к «двойным стандартам» в политике.
Грангузье и Гаргантюа после разгрома Пикрохола отказываются присоединить его владения к своим, ограничиваясь временным контролем над правительством государства-противника. Пантагрюэль же идет гораздо дальше, он, уничтожив воинство Анарха, захватывает всю землю дипсодов. А чуть позже переселяет на оккупированную территорию своих подданных – утопийцев. Естественно, дипсоды (по свидетельству Рабле) от такого мероприятия пришли в восторг и стали затем чище, лучше, добрее и цивилизованнее от общения с переселенцами. (Видимо Смердяков из «Братьев Карамазовых» Ф. Достоевского был уроженцем Дипсодии!)
Пантагрюэль раздаривает поместья в чужой стране сподвижникам. Панургу достается во владение кастелянство Рагу. «И так хорошо и так разумно вел хозяйство новый владелец замка, что менее чем в две недели он растранжирил постоянный и непостоянный доход от своего именья на три года вперед… Вырубались леса, сжигались толстенные деревья только для того, чтобы продать золу, деньги забирались вперед, все покупалось втридорога, спускалось по дешевке, – одним словом, хлеб съедался на корню».
«Доброго» же короля поведение Панурга не ввело во гнев, он стал увещевать непутевого владельца Рагу, предлагая изменить способ ведения хозяйства, чтобы стать богатым. Пантагрюэля судьба крестьян (к тому же дипсодов!) не волнует, он беспокоится только о своем любимце…
Книга Франсуа Рабле в XVI веке пользовалась популярностью, а в XVII-ом все постепенно начинает меняться : раблезианство в чистом виде становится бесполезным, ибо задачи захвата «культурной гегемонии» были решены…
В XX веке появилась целая череда книг, фильмов и произведений изобразительного искусства, основной целью которых являлось изменение умов, разрушение традиций. А как же иначе можно загнать мыслящих людей в потребительский «рай»!
Теперь условия изменились. Оказалось, что при росте среднего класса, правящая верхушка имеет все шансы уступить власть ему. Пришлось экстренно бороться за захват «культурной гегемонии». Отсюда произрастают: и особое отношение к «сексуальным меньшинствам», и раж покаяния за «бремя белого человека», и резкое опошление христинства и культур, на нем базирующихся, и размывание исторических ориентиров (стремительный всплеск тиражей псевдоисторических изданий!), и многое, многое другое. И вновь маршируют «универсальные интеллигенты», развоплощая все духовное, что встречают на своем пути…
«Процесс пошел»! Но лучше бы ему оторвать ноги!
N. B. ! Данный материал подготовлен на основе работ И. Валлерстайна, А. Грамши, А. Фурсова, С. Кургиняна,М. Леонтьева, М. Бахтина, С. Аверинцева, К. Шмитта, П. Бьюкенена и некоторых публикаций самого автора.
А. Гончаров (*красс*)
http://nnm.ru/blogs/DF_Man/universalnyy-intelligent-zametki-o-dlinnom-xvi-veke/#cut
Комментариев нет:
Отправить комментарий