К 70-летию Великой Победы. Герои тыла.

    Всё ближе 70-летний юбилей победы советского народа над фашизмом. 

    Цена Победы — 27 млн человеческих жизней. Само понятие «труженик тыла» слабо кто себе представляет. Много работали, недоедали, получали похоронки на мужей и сыновей — вот, пожалуй, основное, что ассоциируется с работой в тылу. Но это далеко не полный образ рядового труженика в годы войны. «Известия» в канун юбилея Победы публикует истории собранные журналистами и родственниками Героев тыла нефтяной отрасли, которые своим трудом внесли весомый вклад в Победу. Самым молодым труженикам сегодня не меньше 83 лет, а самые молодые «дети войны» переступили порог 70-летия. Не будем забывать о них, ведь у нас осталось совсем немного времени, чтобы пообщаться с ними. Послушать из первых уст истории, которые берут за душу.

Кузьма Александрович Дудеев

   Папино знамя на Бранденбургских воротах

   О своем отце, Кузьме Дудееве, ветеране войны и ветеране ООО «РН – Туапсенефтепродукт», рассказывает его дочь Галина Дудеева.

Мой отец Кузьма Александрович Дудеев был профессиональным военным, а после ухода со службы пришел работать на туапсинскую нефтебазу. И хотя он был обычным человеком, таким же, как все, — воевал, был ранен, дошел до Берлина, — на предприятии и в городе его знали очень многие. А прославило его одно фронтовое фото.
   В 1945-м, в боях за Берлин, его «щелкнул» фронтовой репортер, впоследствии фотокор газеты «Правда» Евгений Халдей. На снимке — два бойца укрепляют красное знамя на Бранденбургских воротах. Один из них — мой папа. Родом папа был с Алтая (где до войны он жил в большой многодетной семье). Его фронтовая биография началась 22 июня 1941 года. Папу отправили в артиллерийское училище.

   Первый бой он, лейтенант, командир огневого взвода 22-миллиметровых гаубиц, принял под Воронежем в мае 1942 года.

   Как говорил папа: «На тебя идут танки, а ты не должен промахнуться. Иначе — раздавят, сметут…» Позже он был начальником огневой разведки дивизиона — и так до конца войны, до Берлина. В Берлине шли ожесточенные бои за каждую улицу, вот и они засели на одной из них, а дальше фашист не пускает. И командир послал папу с небольшой группой занять наблюдательный пункт на Бранденбургских воротах. Несколько кварталов они пробирались по канализационным тоннелям, отстреливаясь и рискуя жизнью, приняли короткий бой с немецкими наводчиками и укрепились в тылу врага, оттуда засекали огневые точки и передавали их координаты нашей артиллерии. Когда бой затих, папа вытащил из-за пазухи красное полотнище, привязал к какому-то шесту.

   «В те дни, — рассказывал папа, — чуть ли не каждый из нас мечтал водрузить свое знамя на Берлинских высотах». А его напарник забрался повыше и привязал свое полотнище к отбитой руке скульптуры богини Победы — Ники». А тут и фотокор подоспел. Все произошло быстро: щелкнул, чиркнул в блокноте фамилии — и разбежались.

   Самое интересное, что снимок этот Халдей не публиковал до 1970 года. Он был у него в архиве. Как вспоминал сам фотограф (а они с папой потом подружились, встречались неоднократно, вместе ездили по домам культуры на творческие встречи и рассказывали эту историю) на 25-летие Победы потребовался свежий победный снимок. Военные фотографы поднимали свои архивы, предлагали разное, но для первой страницы главной советской газеты выбрали снимок Халдея «Фото на Бранденбургских воротах». Все газеты нашей страны, да и многие зарубежные издания его перепечатали. 

   Уже после смерти папы я посмотрела в интернете, что такое эти Бранденбургские ворота в Берлине. Это символическая триумфальная арка. Наверху — скульптурная группа: колесница войны, управляемая богиней победы. А тогда, в мае 1945-го, от этой скульптуры оставались лишь части лошадей, а от богини Ники — рука, которая держала наш красный флаг с серпом и молотом.

   Евгений Халдей рассказывал, почему он «зацепился» именно за Бранденбургские ворота. Однажды он увидел изъятый у пленного немца фотоснимок: колонны фашистов проходят через эту триумфальную арку. На обратной стороне фотокарточки была подпись: «Мы возвращаемся после победы над Францией». Вот Халдей как бы в отместку сделал снимок поверженного символа Германии — советский флаг на Бранденбургских воротах.

   Кстати, это был последний папин бой. На этом для него война кончилась. Берлин взяли. Победа! А вот второй своей удачей в жизни папа считал то, что он попал на туапсинскую нефтебазу (ныне ООО «РН — Туапсенефтепродукт»). 16 лет он проработал здесь, отсюда вышел на пенсию, и еще долгое время представлял предприятие, вместе с нефтяниками ходил на парады, на встречи с молодежью. До последнего был на ногах, в ветеранском строю. Мы им очень гордимся!

Егор Иванович Лаптев

   И было тем, кто строил здесь, ничуть не легче, чем на фронте …

   Егор Иванович Лаптев старше своего завода всего на 15 лет. В далеком 1942-м подростком пришел на Сызранский НПЗ, который сейчас входит в периметр дочерних обществ НК «Роснефть». Трудился на легендарном первом термокрекинге, которому так и остался верен долгие годы.

   — Война отбор делала строгий: кто мог оружие в руках держать, шли на фронт, мальцы постарше — на работу, ковать победу в тылу. Когда взяли в армию отца, сразу решил устраиваться на нефтеперегонный завод. Семью кормить надо, а сельчанам (мы тогда жили в поселке Кашпир Сызранского района) продовольственные карточки были не положены. Прихватив справку об окончании пяти классов, пешком потопал на СНПЗ. Сначала направили учеником слесаря в цех № 8. Но начальник (как потом оказалось, главный механик Григорий Яковлевич Брыкалов) во время беседы вдруг спросил: «А помощником машиниста на термокрекинг пойдешь?» Я согласился, — вспоминает ветеран.

   Стояли вахты по 12 часов, без выходных. А во время ремонта вообще домой не уходили. Учитывая, что вставали часто (сернистая нефть коррозировала трубопроводы, теплообменники забивались коксом), на заводе, можно сказать, жили неделями.

   — Случится короткий перерыв на отдых, приляжешь в слесарке ненадолго. Не успеешь глаза закрыть, как зовут на установку. Режим держали жесткий и выжимали из сырья максимум. Получали бензин, осветительный керосин, топочный мазут, дизтопливо. Принимали где-то по 180 кубометров нефти в час, производили за смену по 200 т бензина. Отгружали нефтепродукты сначала в небольшие емкости — «мерники», потом в резервуары покрупнее. Однако чаще всего перекачивали топливо сразу в железнодорожные цистерны, что называется, прямо с колес. Наливная эстакада находилась совсем рядом с установкой.

   Как выглядел завод во время войны? Кроме термокрекинга, в 1943-м ввели шестикубовую батарею, которая мало работала (зимой замерзала), еще действовала парокотельная, имелся резервуарный парк, мастерские ремонтного производства, заводоуправление. Пожалуй, и все. Это потом территория разрослась, появились «северные» установки, старые закрывались.   Недавно ветеранов приглашали на Сызранский НПЗ. От ТК-1 ничего не осталось. Жизнь есть жизнь! Поразили условия, в которых сейчас трудятся нефтепереработчики, вокруг чистота. У нас же на установке никакого бетонного покрытия не было. В конце вахты на носилках таскали песок, чтобы засыпать замазученные участки, которые появлялись каждый раз вновь из-за пропусков в трубах, — рассказывает Егор Иванович.

Александр Васильевич Кононенко

   Пока жив хоть один пулеметчик…

   В трудовой книжке Александра Васильевича Кононенко всего пара записей — об окончании военного училища и воинской службе в различных частях. И — о работе на Туапсинской нефтебазе. 25 лет военной службы позади. В Туапсе он построил собственноручно дом, посадил груши (будь они неладны!). И как он так промахнулся, профессиональный военный! Ругал себя, ругал, но делать нечего — залез в 86 лет на дерево, будь готов, что голова на высоте закружится… Даже в травмпункте не верили, что он в свои годы по деревьям лазит. А он не только садовод-любитель. Каждый день в шесть часов пешком или на велосипеде до моря и обязательно искупаться и зарядку сделать. Вот уже много лет подряд, с того первого дня, как они в Туапсе, он не изменял этому режиму. Только с прошлого года сил осталось меньше. Но старый солдат не унывает. С палочкой, но на парад 9 Мая придет. Потому что выучка фронтовая — это на всю жизнь…

   Когда-то он мечтал быть учителем. И учился. Но не довелось закончить даже 10 классов в своем селе Оренбургской области: комбайнеров в колхозе не хватало. И председатель ему сказал: «Иди, мальчик, учись на комбайнера» — вместо школы. А было ему 15 лет. Зато зарплаты, которую ему выдали пшеницей, хватило его семье на несколько лет... Отец ушел на фронт, помогать было некому. В 1943 году мама напишет ему письмо: «Твоим хлебом, сынок, мы до сих пор живы…». Сын уже после окончания краткосрочных курсов Уфимского военного училища, тоже ушел на фронт. Прямо во время завтрака заиграл «тревогу» горн, и они, курсанты побежали строиться.

   — Когда еще мы учились, — рассказывает Александр Васильевич, — мы следили за ходом войны, за битвой под Москвой, враг рвался к Сталинграду, и мы дали отпор. А когда нас везли   

   — не знали куда. Это потом в учебнике истории эта военная операция будет названа «Курская дуга», а они, желторотые, стрелявшие только на учениях, сразу же были брошены в пекло.

   — Нам сказали: «Окапывайтесь», — рассказывает Александр Васильевич, — я и окопался. Так неглубокий окопчик вырыл — до метра. А тут начался авианалет, как начали нас бомбить, я в землю, по-моему, врылся еще глубже и думал только о том, какой я беспечный, что такой окопчик маленький вырыл…

   Но выжил Александр Васильевич! И даже не зацепило. И снова — вперед, на другие позиции. Назначили его номером вторым станкового пулемета. Пулемет — машина, 64 кг. Во время передислокации номер первый из наряда тащит колесо, номер второй — само «тело» пулемета, номер третий — боеприпасы, ленты с патронами. Так они и передвигались.

   Вот снова бой. «Пулеметчики — вперед!» — крикнул командир. И они побежали, да так близко к немецким позициям, что слышно было, как закричал «А-а-а!» на той стороне раненый фашист. И тут же услышал точно такое же «А-а-а»! Обернулся, а номер первый уже мертв. Пока собирал пулемет, ранили и номера третьего. И тогда он сам зарядил ленту и начал стрелять… А в голове строчки из армейского руководства для бойца пехоты, которые ему запомнились в училище:   

   «Станковый пулемет в открытом бою недоступен для пехоты противника до тех пор, пока есть патроны и жив хотя бы один пулеметчик». Так и было. В том бою он остался последним живым…

Александр Васильевич после этого боя знает четко: ни один пехотинец не может выдержать на передовой больше недели. И армейское руководство это знало — части постоянно обновляли, перебрасывали, отводили с передовой, формировали, снова кидали в бой.

   Во время очередной передислокации, когда они готовились к переправе и сбивали плоты, на них, не готовых отразить атаку, налетели юнкерсы…

   …Очнулся Саша лишь в госпитале. Увидел чистые стены, солнце за окнами, девушек в белых халатах и решил, что он уже в раю. Девчонки-медсестры потом долго смеялись, вспоминая, как он приходил в себя.

   После госпиталя попал в связисты. И до самого конца войны, до Победы, был в строю. А после войны все же закончил военное училище, и еще 25 лет служил Отечеству.

   — Наверное, мои имя и фамилия сыграли роль, — шутит Александр Кононенко, — если уж и родился Александром Васильевичем, как Суворов, значит надо Родине служить…

   И служил бы еще, если бы фронтовые ранения не открылись. И тогда он с женой и детьми переехал в Туапсе, к родителям жены. И устроился на нефтебазу — в электроцех специалистом по приборам учета пара и воды. И вот тут его стремление учиться всегда и везде быстро пригодилось. Практически он освоил новую специальность, и жизнь началась заново. Правда, дети уже были далеко — сын и дочка. Они выросли, у обоих семьи. Но они с женой были счастливы видеть их хотя бы летом. А вот 3 года назад он остался один… И зовут его дети и внуки к себе, но не может он бросить дом, свой сад, свою нефтебазу.

   — Я как тот последний пулеметчик, — отшучивается Кононенко, — пока жив — недоступен врагу!

   И пусть ходит уже с палочкой, пусть прихрамывая — но ведь «враг» знает: и в этот раз ему не сдались. Не сдались болезням, ударам судьбы, плохому настроению, тем, кто пытается перекроить историю, а то и вычеркнуть страницы. Пока жив последний пулеметчик — победа будет за нами.

(фрагмент)
http://izvestia.ru/news/585976