1.История, как известно, не терпит сослагательного наклонения. Поэтому все столь любимые нашими
антисоветчиками рассуждения о том, что бы было с Россией, если бы не Ленин и большевики, по большому счету, глубоко антиисторичны.
Конечно, сии богато одаренные фантазией господа могут сколько угодно тешить себя миражами преуспевающей, демократической
Российской республики с кадетом Милюковым в качестве президента или не менее преуспевающей Российской империи с царем Алексеем
Вторым в качестве конституционного монарха – все это обнаруживает лишь их крайне слабое понимание специфики исторического
процесса.
Феномены такого масштаба как обрушение великой империи, революция и гражданская война, не
вызываются волей одного или нескольких, пусть даже самых гениальных и облеченных высшей властью людей. Естественно, есть
границы и у исторического детерминизма, и определенные события могут варьироваться в силу влияния личностей, но общие тенденции
остаются неизменными.
Существеннейших трансформаций общественной жизни в России начала ХХ века не могло не быть.
Российская империя была странным и противоречивым образованием, уродливо сочетавшим в себе архаику и модерн. Государственное
православие здесь соседствовало с официально разрешенной проституцией, с которой имело доходы государство, называвшее себя
православным. Полуфеодальная экономика и средневеково-сословное государство соседствовало с одной из наиболее передовых
в Европе интеллигенций, «пропустивших сквозь себя» самые наимоднейшие и ультрасовременные европейские идеи – от марксизма
до нового религиозного сознания. Эти противоречия были настолько остры, что такая империя была обречена. Она пережила саму
себя и никому не была нужна. В Феврале никто даже не попытался ее защитить. Будущие белые генералы, затем с отчаянной злобой
боровшиеся с большевиками, не вывели войска для защиты императора. Церковь спокойно приняла крах монархии, и в храмах слышались
здравицы временному правительству. Революционным энтузиазмом были охвачены все – от простого солдата до великого князя.
Собственно, большевики и не принимали сколько-нибудь заметного участия в февральских событиях. Русская монархия рухнула
фактически не по вине большевиков. Как убедительно доказано историками на сегодняшний день, Февраль был детищем проанглийски
и профранцузски настроенных политиков, прежде всего кадетов и кругов высшей аристократией, желающих свержения Николая II. Историк Г.В. Вернадский указывал, что готовившийся дворцовый переворот не состоялся
только потому, что его сорвали беспорядки среди рабочих и солдат в Петрограде.
Конечно, большевики, наряду с другими партиями и вообще широкими кругами интеллигенции и общественности,
настроенными негативно по отношению к русскому самодержавию, внесли свой вклад в расшатывание и без того прогнивших устоев
империи Романовых. Но вряд ли этот вклад был решающим. Революция 1905 года, которая стала своеобразной прелюдией Февраля 17-го,
была начата партиями умеренно-либерального толка. Партия большевиков, правда, ярко заявила о себе во время Московского восстания
1905 года, но в результате столыпинской реакции она и пострадала больше других. Многие организации большевиков были разгромлены,
вожди партии оказались за границей, в эмиграции и имели весьма ограниченные средства для того, чтоб повлиять на события в
России. Неудивительно, что Ленин не предвидел близкие революционные потрясения в России: еще в 1916 году, за несколько месяцев
до Февраля он заявил на социал-демократическом совещании в Швейцарии, что он как представитель старшего поколения, вероятно,
не доживет до падения русского самодержавия…
Но если практически все согласны с тем, что в общем-то падение монархии в Феврале могло произойти
и без большевиков, то их роль в дальнейших событиях оценивается совершено иначе. Большевиков объявляют ответственными и
за вооруженное восстание 25 октября 1917 года, которое без них якобы не произошло бы, и за переход власти к Советам, и за красный
террор и гражданскую войну. Все эти события относят к тем, что как раз не вызваны объективным развитием ситуации, так что политики
только вынуждены следовать этому развитию, а к тем, что определяются самими политиками. Так ли это? – мы и попытаемся выяснить
в нашей статье. Для этого воспользуемся методом «альтернативной истории», осознавая всю его условность. Попытаемся представить,
что у большевиков к 1917 году не было бы такого напора и воли, что ими не руководил бы такой гениальный политик как Ленин. При
помощи такого нехитрого мысленного эксперимента мы сможем выяснить реальную, объективную роль большевиков в событиях 1919-1921
г.г.
2.Произошло бы тогда вооруженное выступление против временного правительства? Сегодняшние
либералы, как уже говорилось, пытаются представить все так, что якобы не будь Ленина, временное правительство спокойно и уверено
повело бы страну к выборам первого парламента – Учредительного собрания, а уж парламентаризм привел бы Россию к невиданному
процветанию и вожделенной «цивилизации». Однако, если отрешиться от эмоций и взглянуть на ситуацию между Февралем и Октябрем
с позиций холодного политологического анализа, как сразу станет ясно, что восстание наподобие Октябрьского было бы неизбежно
в любом случае, даже если бы Ленин остался никому не известным провинциальным адвокатом, а РСДРП (б) в октябре 1917 возглавлял
бы совершено беспомощный политик, не способный к решительным действиям (например, Каменев или Зиновьев, которые, как известно,
как раз и выступали против идеи вооруженного восстания). Как показывает опыт революционных событий в странах Западной Европы,
раз начавшаяся революция развивается по восходящей линии. Революция по природе своей несет мощный заряд разрушения, и пока
старый режим не будет разрушен до основания, радикализация революции и революционеров продолжается. Революционная энергия
сметает умеренные партии и власть переходит ко все более радикальным силам столько, сколько это возможно. Во Франции XVIII века вполне закономерно умеренные жирондисты были сметены якобинской «Горой». Совершенно
то же самое началось и в России в феврале 1917-го. Февральские события выпустили, если можно так выразиться, из бутылки джинна
социального хаоса. Государство стало распадаться, свободы становиться все шире, разрушительные элементы в обществе все решительнее.
На фоне этого верх в массах брали самые радикальные идеи, например, ни до, ни после этих событий Россия не знала такого массового
увлечения анархизмом.
Временные правительства все более левели от одного состава к другому, что также было своеобразным
следствием радикализации всего общества. Весной подал в отставку министр-кадет Милюков, так как его требования войны до победного
конца встретили сопротивление в Петроградском Совете и среди солдат. Летом князь Львов сменяется социалистом Керенским,
который в самом начале революционных событий, как пишет в своих воспоминаниях Шульгин, воспринимался почти как радикал. Вообще
к осени 1917 года временное правительство было в значительной части социалистическим – это ли не отражение радикализации
настроений в обществе. Но это не делало правительство более устойчивым. Оно и сначала не имело значительной власти: приказ
№1 Петросовета так и не был дезавуирован временным правительством, хоть министры понимали его роковую роль для армии воюющей
страны. Летом Керенский смог подавить мятеж Корнилова только при помощи социалистических партий, входивших в Петросовет
и подконтрольных им войск. А 25 октября во время штурма Зимнего дворца никто кроме женского батальона и кадетов не выступил
в защиту официальной российской власти, точно так же как несколько месяцев назад никто не выступил в защиту самодержавия.
Естественно, среди левых, приобретавших все большее влияние, стали высказываться антиправительственные
лозунги и даже призывы к вооруженному восстанию. Причем, это было свойственно не только большевикам. Петербургская организация
анархо-коммунистов, которую возглавлял И. Блейхман, бросила лозунг «Долой временное правительство!» еще 21 апреля 1917 года.
В этом анархисты опередили большевиков на несколько месяцев. А 9 июня И. Блейхман на волне забастовки рабочих Выборгского
района и при поддержке матросов-анархистов создал Временный революционный комитет, ставящий себе целью продолжение революции
вплоть до перехода к социализму и коммунизму. Знаменитая демонстрация 4 июля, в которой видят первый массовый протест против
Временного правительства, и в которой большевики заявили о себе как о мощной силе, тоже была организована при активном участии
анархистов. Анархистам удалось разагитировать 1-й пулеметный полк и матросов Кронштадта. По призыву анархистов собралось
от 8 до 10 тысяч солдат и матросов. Причем, в отличие от большевиков, которые пока не настаивали на вооруженном свержении власти,
анархисты сразу ориентировались на вооруженную борьбу.
Не будем забывать, что анархисты принимали участие и в Октябрьском восстании. Причем, речь
идет не только о солдатских и матросских массах, увлеченных анархизмом, но и о руководстве восстания. Анархист И. Жук 25 октября
1917 возглавлял отряд шлиссельбургских красногвардейцев (200 человек). Анархист А. Железняков возглавлял отряд матросов, который,
как и некоторые другие анархистские отряды участвовали и в штурме Зимнего дворца. Анархисты даже входили в штаб восстания
(И. Блейхман, Г. Боргацкий, В. Шатов, Е. Ярчук)
Исходя из этих фактов можно с уверенностью сделать вывод, что даже если бы большевиков и не
было, анархисты несомненно предприняли бы попытки свергнуть временное правительство, воспользовавшись тем, что на их стороне
была все растущая и растущая военная сила из солдат и матросов петроградского гарнизона. Собственно, такую попытку они уже
предприняли 3-4 июля 1917 года. Попытка сорвалась, так как правительство имело еще некоторую популярность и влияние. Но к середине
осени оно их уже значительно порастеряло и восстание анархистов просто было бы обречено на успех.
Этот вывод разделяют и современные специалисты по истории анархистского движения в России.
Так, Л. Наумов пишет об этом: «И если уж стране суждено было пройти через социалистическую революцию (а после Февраля … это
стало неизбежным), то выбирать приходилось демократическому лагерю не между "умеренными" Керенским и Аксельродом и
"экстремистами" Лениным и Троцким, а между бунтовщиками Блейхманом и Волиным и государственниками-большевиками. Умеренным
в русской революции просто не было места».
3.Теперь мы должны вспомнить обстоятельство, которое часто остается без внимания, благодаря
чему наше восприятие октябрьских событий страдает искажениями. Власть в результате вооруженного восстания 25 октября не
перешла к ЦК партии большевиков. Власть перешла ко II Всероссийскому съезду рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, который сформировал новое правительство
России – Совет народных комиссаров (Совнарком). Это не было случайностью, начиная с февраля 1917 в России наряду с временным
правительством существовала параллельная власть – Советы, в которых были представлены рабочие, крестьяне, солдаты и матросы,
возглавляемые представителями социалистических партий (эсеров, и обоих крыльев российской социал-демократии – большевиков
и меньшевиков). Советы не были порождением марксистского проекта, они возникли стихийно, в ходе революции 1905 года и также
стихийно возродились в феврале 1917 года. Более того, Советы плохо вписывались в теории социал-демократии, зато прекрасно соответствовали
общинному духу русско-евразийской цивилизации. Крестьянам, которые по статистике составляли большинство – около 70% тогдашней
России (а на деле – еще больше, так как львиную часть из оставшихся 30% составляли тоже крестьяне, только либо надевшие солдатские
шинели и матросские бушлаты, либо совсем недавно переехавшие в города и ставшие рабочими) идея Советов, напоминавших им сельские,
«мировые» сходы, была ближе и понятнее, чем идея парламентской демократии западного типа, которую воплощало временное правительство.
Можно согласиться с С.Г. Кара-Мурзой в том, что с февраля про октябрь 1917 России и ее народу была предоставлена уникальная возможность
– выбрать между западным, либеральным и советским, общинным проектами. И сам факт того, что по мере развития революционных
событий власть временного правительства слабела, а его популярность среди народа таяла, а Советы, наоборот, набирали популярность
и власть является весьма показательным. Народ выбрал Советы (в отличие от большой части интеллигенции и вообще высших сословий
бывшей империи, которые выбрали западническую демократию). Причем, этот выбор состоял не только в поддержке власти Советов
после вооруженного восстания 25 октября 1917 года (а вспомним, что практически по всей стране Советы мирно и беспрепятственно
взяли власть в свою руки), но и в самих результатах выборов в Учредительное собрание, про которое так много говорят нынешние
либералы, видя в нем несостоявшийся шанс развития событий по буржуазно-демократическому пути. Состав Учредительного собрания
также свидетельствовал о том, что буржуазный проект провалился. Кадеты – партия, чья идеология воплощала концепцию западнического
либерализма в наиболее чистом виде - потерпели сокрушительное поражение, не набрав и 20 представителей (и это при том, что именно
кадеты во многом были застрельщиками и поначалу руководителями революционных событий, именно они активнее всех ратовали
за Учредительное собрание, и, наконец, только они имели в своих рядах такое количество высокообразованной интеллигенции,
что смогли вести самую широкую и разнообразную пропаганду). Также весьма скромные результаты получили умеренные социал-демократы
(«меньшевики»), которые, как и кадеты, были носителями европоцентристских ценностей. Подавляющее же большинство получили
эсеры – партия своеобразного русского крестьянского социализма, наследники народников с их идеей невозможности в России
капитализма и выбора в пользу общины. В сущности, состав Учредительного собрания позволял говорить, что Россия проголосовала
за социализм, пусть и в его немарксистском народническом варианте. Разгон Учредительного собрания был неизбежен, так как
оно представляло собой живое противоречие, будучи буржуазно-демократическим по форме и социалистическим по содержанию.
То же обстоятельство, что значительная часть эсеров (так называемые правые эсеры) вступили в союз с меньшевиками-европоцентристами
и выступили против большевиков и Советов, еще ничего не доказывает. В истории часто бывает, что одна политическая сила провозглашает
некий идеал, но сама ему не следует, а, может, в силу политической конъюнктуры, начинает ему противостоять. Другая же политическая
сила, которая по своей программе далека от этого идеала, наоборот, его воплощает и отстаивает. Большевики по своей программе
противостояли народникам. Но именно большевики отстояли и народническую программу передела земли (декрет о земле, во многом
подготовленный эсерами), и народническую по сути политическую модель Советов.
Вовсе не случайно, а вполне закономерно, что народ российский выбрал в 1917 году именно власть
Советов, а не буржуазно-демократическую власть временного правительства и не какую-нибудь иную третью власть. Ведь была же
возможность, что с ослаблением временного правительства власть перехватят «правые», националисты вроде военных заговорщиков
во главе с Корниловым. Но симпатии народных, рабочих, крестьянских и солдатских масс снова качнулись в сторону Советов, военные
заговорщики не смогли поднять даже подконтрольных им солдат, так что «правая рука» путчиста Корнилова – генерал Крымов даже
от бессильного отчаянья застрелился. Советская цивилизация – с ее общинным духом, крестьянским, «нутряным» демократизмом,
обостренным пафосом социальной справедливости, почти религиозной верой в просвещение и рациональность была связана своими
корнями с традиционной русской и евразийской цивилизацией. Российское третье сословие, крестьяне, сбросившие власть своих
господ, не могли организоваться иначе как на манер крестьянского мира, деревенской общины, только адаптированной к новым,
модернистским реалиям, то есть в виде Республики Советов, Советской власти. И дело здесь вовсе не в Ленине и большевиках, которые
лишь возглавили идущую снизу советскую стихию, но вовсе не создавали ее. Советская власть в России 1917 года была неизбежна
с коммунистами или без них, так как она являлась закономерным следствием развития политической ситуации после Февраля, и
кроме того отвечала духу, «цивилизационой матрице» крестьянской России.
Легко можно представить: как развивались бы события осенью 1917 без большевиков. Второй съезд
Советов несомненно бы создал советское правительство, которое противопоставило бы себя временному правительству, тем самым
доведя до логического конца ситуацию двоевластия, которая объективно существовала с Февраля, еще до активного воздействия
большевиков на события в России. В это правительство вошли бы левые эсеры и анархисты, которые также были советскими, хоть
и некоммунистическими партиями. Возможно, там был бы представлен и более широкий спектр сил, ведь в реальности левые эсеры
сначала призывали большевиков создать коалиционное советское правительство совместно с правыми эсерами и меньшевиками,
которые еще недавно господствовали в Советах, и лишь затем, когда правые социалисты сомкнулись с февралистами, их пути и пути
левых эсеров разошлись.
В сущности, вопрос о смещении временного правительства и переходе власти к Советам к концу
октября 1917 был предрешен. Возникновение Советской (но необязательно комунистической) власти было неизбежно. Вооруженное
выступление большевиков до начала Съезда Советов просто позволило им вырваться в лидеры, овладеть ситуацией, подчинив себе
тех же самых левых эсеров. В этом в очередной раз проявился гений Ленина как реального политика, умевшего воспользоваться
сложившейся ситуацией с наибольшей выгодой для своей партии.
4.Еще одно обвинение в адрес большевиков состоит в том, что якобы именно они развязали террор.
Отсюда современные идеологи антисоветизма и антикоммунизма делают вывод: не будь Ленина, Дзержинского и других руководителей
большевиков, не было бы террора Чрезвычаек, который, действительно, зачастую перехлестывал через край, и принимал жесточайшие
формы.
Обычно на это возражают, что красный террор был объявлен большевиками лишь в ответ на «белый
террор», который выразился, например, в покушении на В.И. Ленина. Однако дело не только в этом единичном покушении, а в том,
что оно выражало настоящую объективную тенденцию. При всем восторженном приеме Советской власти в период ее шествия по России
со стороны трудящихся, рабочих, беднейших крестьян, солдат и матросов, представители высших и средних классов, а также большая
часть интеллигенции оставались верными идеалам Февраля. Советская власть воспринималась ими как «плебейская», мешающая
установлению в России «нормальных», «цивилизованных», буржуазно-демократических порядков. Сопротивление Советской власти
с их стороны началось с первых дней ее установления: вспомним саботаж со стороны чиновников различных госучреждений. Если
это сопротивление поначалу происходило в более или менее мирных формах (так, саботажников, чаще всего просто увольняли и
на их места назначали комиссаров – выдвиженцев из советов), то только потому, что антисоветчики надеялись на скорое падение
большевиков, а также считали, что власть большевиков и Советов продержится лишь до начала работы Учредительного собрания.
После же разгона Учредительного собрания, который, между прочим, был осуществлен не только большевиками, но и всеми политическими
силами, стоявшими за Советы, а именно: и большевиками, и левыми эсерами, и анархо-коммунистами, противоречие между Советами
и сторонниками павшей Февральской власти неизбежно должно было принять радикальные, насильственные формы. Покушение на
Ленина было лишь катализатором, который ускорил поляризацию и противостояние.
При этом не следует забывать, что это было не противостояние большевиков и либералов, а также
правых социалистов-февралистов, а противостояние Советской власти и сторонников буржуазной Февральской революции. Нынешние
обличители большевиков забывают упомянуть, что большевики были лишь одной из трех советских политических сил. Советскую
власть активно поддерживали, кроме того, левые эсеры и анархисты-коммунисты, которые имели большую популярность среди крестьян.
Левые эсеры, как известно, вошли в Совнарком (там было шесть левоэсеровских наркомов, в том числе на таких ключевых постах
как нарком земледелия, нарком юстиции и нарком военных дел) и в ВЧК (в коллегии ВЧК было семь представителей левых эсеров,
двое из них – Закс и Александрович - были заместителями Дзержинского). Левые эсеры участвовали в местных органах Советской
власти и в местных отрядах ВЧК, составляя до трети чекистов. Такой левый эсер, как Яков Блюмкин, имел большое влияние среди
чекистов, так что даже когда после покушения на германского посла Мирбаха Ленин лично отдал приказ об аресте Блюмкина, чекисты
его якобы «не нашли».
Не лишним будет упомянуть, что левые эсеры открыто приветствовали и полностью подержали террор
против антисоветских элементов или знаменитый «красный террор». После покушения на Ленина в газете «Известия» от 1 сентября
1918 года было опубликовано официальное заявление ЦК партии левых эсеров. Было бы не лишним привести из него обширную цитату:
«Слугами буржуазной контрреволюции ранен Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин. Мы, стоящие на крайне левом крыле
революционного социализма, считающие террор одним из способов борьбы трудящихся масс, будем всеми силами бороться против
подобных приемов, когда они имеют целью удушить русскую революцию. Покушение на Ленина произведено справа, защитниками буржуазного
строя, кого революция лишила былых привилегий и кто желает уничтожения советского строя и социалистических реформ. Ленин
ранен не за то, что он капитулировал и пошел на путь соглашательства. Нет, он ранен теми, для кого даже его политика есть политика
крайней революционности.
...Мы считаем, что восстание миллионов трудящихся, хотя и искаженное
соглашательской политикой вождей, не удастся задушить гибелью этих вождей. Покушение на Ленина
один из таких эпизодов контрреволюционного падения, и на такие попытки контрреволюции трудящиеся массы должны ответить
встречным нападением на цитадели отечественного и международного капитала...»
Современный исследователь истории партии эсеров Юрий Фельштинский отмечает, что в этом заявлении
позиция Ленина характеризуется как слишком умеренная и недостаточно радикальная. Закономерно, что участие самих левых эсеров
в красном терроре отличалось предельной жестокостью. Например, в феврале 1918 году в Киеве красный террор проводился под руководством
левого эсера М.Муравьева, в ходе репрессий погибло 5 000 человек. Это неудивительно, левые эсеры были романтиками террора, они
широко применяли террор и до революции. Им были чужды большевистские представления о революционной законности и революционной
дисциплине и прагматичное отношение к колеблющимся, которое отличало верхушку большевиков, прежде всего Ленина.
Итак, выше мы доказали, что переход власти к Советам или установление Советской власти были
объективным следствием ослабления временного правительства, непопулярности среди народа, как его политики, так и буржуазно-демократического
идеала вообще, и, наконец, соответствия мировоззрению традиционной Росси именно советской, общинной системы власти. Советская
власть установилась бы и не осуществи большевики Октябрьское восстание, и не возьми они верх на II съезде Советов. А раз так, то и сопротивление Советской власти буржуазных и околобуржуахных
элементов, желавших «затормозить» бурно развивающуюся революцию на февральском этапе, тоже было вполне закономерным и совершенно
неизбежным. Если бы большевики проявили меньше энергии, воли, собранности, политической гибкости и маневренности, то, вероятно,
ВЧК возглавлял бы Блюмкин с теми же заместителями – Заксом и Александровичем, Каплан бы стреляла не в Ленина, а в Бориса Камкина
или в Марию Спиридонову, и в кабинетах чрезвычаек висели бы портреты не Маркса и Энгельса, а Желябова и Перовской. Но общая
канва была бы той же самой. Более того, левоэсеровский террор был бы куда страшнее и кровавее…
5.То же самое можно сказать о гражданской войне. Красный лагерь возглавляли в реальной истории
большевики. Но это не значит, что причины гражданской войны лежали в тех действиях большевиков, которые они совершали по свободной
воле и могли бы не совершать, а не в тех, которые они совершали следуя логике развития объективной политической ситуации.
Современными идеологами и теоретиками оппозиции – С.Г. Кара-Мурзой, В.В. Кожиновым и другими
уже основательно доказано, что гражданская война 1918-1921 г.г. шла между сторонниками Февраля и Октября. Подавляющее большинство
«белых» составляли западники, верные идеалу Февраля – либеральной или реформистски-социалистической республике. Противостояли
же им сторонники Советской власти как власти трудового народа, масс традиционной России, для которой были чужды и непонятны
западные модели (не только большевики, но и прежде всего анархо-коммунисты, а также остатки разгромленных левых эсеров). С.Г.
Кара-Мурза даже говорит о двух периодах противостояния демократии буржуазной, западной и демократии общинной, советской,
русской: период мира (от 23 февраля 1917 по 25 октября 1917) и военный (с 1918 по 1921 г.г.). Таким образом, что гражданская война была лишь
продолжением столкновения красного и белого терроров, и она также была в сущности неизбежна. Представители высших и средних
классов России, восторженно принявшие буржуазную. Февральскую революцию, никаких дальнейших изменений не хотели, опомнившись
после неожиданного для них октябрьского вооруженного восстания, поняв, после разгона Учредилки что мирным путем устранить
большевиков и Советы нельзя, перешли к военному сопротивлению. Это было офицерство, которое в отличие от солдат было в большой
степени настроено антисоветски. Это были выходцы из образованных слоев бывшей Империи, выросших на идеалах западной культуры,
(интеллигенция, студенчество, прежняя бюрократия). Советская власть была для них власть босяков, плебеев, евразийских варваров;
себя же они ощущали себя носителями цивилизации и прогресса, представителями просвещенного Запада в «дикой России» (и их
трагедия состояла в том, что Запад все равно не признал их своими, сначала превратив их в пешку в геополитической игре в годы
гражданской войны, затем добивая их отчуждением и ненавистью уже в эмиграции). Высокую степень социального расизма белых
показывают воспоминания руководителей белого движения, например, А.И. Деникина, о чем уже писал С.Г. Кара-Мурза.
Ни о каком компромиссе с Советской властью для белых и речи не могло быть. В таких условиях
гражданское противостояние, в том числе и с оружием в руках неизбежно. Обладай большевики преимуществом в Советах или не
обладай, Советы все равно бы схлестнулись с белой стихией. Только тогда на первый план бы выдвинулись некомунистические участники
советской революции. Речь идет не только о левых эсерах, но прежде всего об анархо-коммунистах. В прежние годы как-то не принято
было говорить о крайне важном значении в победе над белыми анархо-коммунистических формирований, представленных в основном
Революционной Повстанческой армией во главе с Н.И. Махно.
Официальный советский кинематограф, обильно обращавшийся к событиям тех лет, даже создал канонический
пропагандистский образ махновца, который представлялся неопрятным малограмотным бандитом, не имевшим никаких убеждений
и видевшем в революции лишь повод пограбить и побезобразничать. Однако историки гражданской войны рисуют совершено иную
картину. Разумеется, среди махновцев были и такие полууголовные элементы (впрочем, были они среди участников всех лагерей
гражданской войны, так, Ленин сокрушался в письме к Лацису в 1918 году, что в украинской чека подмазавшиеся к большевизму бандиты
и садисты льют реки невинной крови, так что Чека благодаря им «принесла тьму зла»). Но костяк армии Махно и его советской республики
Гуляй-Поле составляли сознательные и дисциплинированные крестьяне, которые знали, за что они воюют. Махновцы были убежденными
сторонниками Советской власти, но в ее безгосударственном виде. Республику Советов они представляли как федерацию советских
органов, представляющих сам народ, без надстройки диктатуры какой-либо партии или класса. Махно писал о своем идеале общественного
устройства: ««Такой строй я мыслил только в форме вольного советского строя, при котором вся страна покрывается местными
совершенно свободными и самостоятельными социально – общественными самоуправлениями тружеников». Этот идеал махновцы
пытались воплотить в жизнь. В Гуляй-Поле – на малой Родине Махно, еще до Октябрьского восстания в Петрограде были ликвидированы
буржуазные органы власти и созданы «Вольные трудовые советы». Земля была распределена между крестьянами, причем, помещики,
лишенные своих земель и роскошных особняков, получили тоже по трудовому наделу, чтоб они могли обеспечивать себя наравне
с другими. Махновцы приветствовали Октябрь и Советскую власть как власть свою, родную. Когда разгорелась гражданская война,
махновцы создали революционную повстанческую армию, которая насчитывала до 80 тысяч человек, имела свою кавалерию, тачанки,
бронеавтомобили и бронепоезда. Эта армия боролась не только против петлюровцев и деникинцев, непосредственно угрожавших
Гуляй-Полю, но и вообще против белых. Махновцы считали себя и во многом являлись союзниками большевиков, в борьбе за Советскую
власть. Разногласия между большевиками и анархо-коммунистами были, но Махно считал их второстепенными перед лицом контрреволюции,
угрожавшей самому существованию Республики Советов, какой бы она ни была – свободной анархистской федерацией или диктатурой
пролетариата. Махно в 1918 году встречался в Москве с Лениным и Свердловым и всесторонне обсуждал этот союз, так что компромисс
с обеих сторон был сознательным. В феврале 1919 года произошло объединение армии Махно с Красной армией. Махновцы стали 2 частью
Украинской Красной Армии. При этом они подчинялись руководству красной армии лишь в оперативном отношении, командование
они сохранили свое, выборное, и даже воевали не под красными, а под черными знаменами.
Махновцами был практически самостоятельно освобожден от деникинцев весь юг Украины, что имело
важное значение, так как там хранилась основная часть боеприпасов армии Деникина. Под напором Махно начался развал армии
Деникина (кавказские части после рейдов Махно бросили Деникина и вернулись на Кавказ). Современные историки считают, что
роль армии анархо-коммунистов в разгроме Деникина была исключительной и что во многом благодаря тому, что Махно оттянул на
себя значительные силы деникинцев и лишил армию Деникина артиллерийских складов стало возможным отражение Красной армией
удара белых на Москву и Петроград. Велика была роль махновцев и разгроме Врангеля. Крымские формирования махновцев поддерживали
взятие большевистскими частями Перекопа. И лишь затем в силу разногласий между коммунистами-государственниками и анархо-коммунистами
начался раскол некогда единого красного фронта и противостояние махновцев и ленинцев.
Итак, вполне можно представить себе и гражданскую войну в России, где бы основной ударной силой
в борьбе с белыми стали бы не отряды большевистской Красной гвардии и затем Красной армии, а части анархо-коммунистов, сторонников
Махно и подобных ему лидеров крестьянской вольницы.
6.Реальная история такова, что хотя большевики действовали совместно с другими советскими силами
– левыми эсерами, анархо-коммунистами, все же выдающуюся, существенную роль в событиях 1917-1918 годов сыграли именно они. Главным
большевики совершили 25 октября 1917 года вооруженное восстание, которое свергло временное правительство. Именно большевики
на II съезде Советов провозгласили Советскую власть и сформировали первое советское
правительство – Совнарком (а левые эсеры вошли лишь во второй состав Совнаркома). Большевики начали проводить социалистические
реформы в России и хотя программа аграрных реформ была сформулирована эсерами, именно большевики начали ее осуществлять.
В ответ на теракты своих политических противников большевики объявили в 1918 году красный террор. Наконец, большевики сформировали
Красную армию и выступили против «белых».
Но, как это ни парадоксально, не в этом состояла их объективная историческая миссия. Мы уже
показали, что все эти события произошли бы и без их участия. Временное правительство все равно бы пало, Советы, месяц от месяца
усиливаясь, все равно перехватили бы упавшую власть и начали бы радикальные реформы в социалистическом духе, сторонники
буржуазно-демократических преобразований все равно бы выступили против Советов и инициировали террор, противостояние все
равно переросло бы в гражданскую войну. Это было неизбежно, потому что к этому вели не действия отдельных политиков, а вся
объективная логика развития ситуации. Историческая миссия большевиков, которую они с блеском выполнили ценой величайшего
напряжения воли, состояла в другом – в удержании государственной власти, самих территорий бывшей Российской империи. Разумеется,
мы говорим об объективной миссии, которую в конце концов обнаружила сама практическая деятельность большевиков, а вовсе
не о том, как понимали свое предназначение сами большевики. Как раз сами они считали, что они зажгли пожар мировой революции
в одной из отсталых стран Европы и скоро он перекинется на страны Запада, в которых уже произойдут «правильные», чисто пролетарские
революции и появятся «образцовые», «передовые» диктатуры пролетариата. На деле же они стягивали революционный хаос в России
железным обручем своей власти, отстраивали заново традиционное для России авторитарное идеократическое государство, говоря
о праве наций на самоопределение, безжалостно подавляли сепатаризмы и национализмы и восстанавливали империю, пусть под
новым флагом и названием. Это подметил в самый разгар гражданской войны монархист В. Шульгин, говоривший, что большевики лишь
думают, что они воюют за Интернационал, в действительности, они воюют за Великую Россию. И это было не только оригинальное
мнение одного деятеля из белого лагеря, оно было общим для многих проницательных представителей «старых классов», бывших
искренними патриотами России. Начиная с 1920 года на сторону большевиков переходят множество офицеров императорской армии,
включая треть генералов генштаба. Группа российских генералов во главе с героем 1 мировой война А. Брусиловым подписывает
призыв к офицерству идти в Красную армию «как в родную», дабы «послужить матушке-Родине». Идеолог правого кадетства, бывший
колчаковец Н.В. Устрялов выбрасывает лозунг национал-большевизма, суть которого состояла в том, что сама логика власти превратила
большевиков из космополитов в российских патриотов, она стали защитниками Родины и поэтому союз с ними любого патриота России
не только возможен, но и необходим. Надо заметить, что большевики, в особенности Ленин, в свою очередь приняли национал-большевизм
Устрялова восторженно, тем самым со своей стороны признав возможность и необходимость такого союза.
Итак, без большевиков восстановление государственности и собирание российских земель было
бы просто немыслимым. Левые эсеры с анархо-коммунистами – романтики революции и террора, умеющие разрушать и воевать, не
были способны к державному созиданию. Созданная ими Советская республика просуществовала бы год-два, а затем рухнула бы под
напором внутренней контрреволюции и внешних врагов. Вместе с нею рухнула бы историческая Великая Россия, превратившись в
конгломерат малых самостийных слабых государств, в сферу влияния европейских держав и США. Причем распад российского пространства
в 1919 стал бы более кровавым и болезненным, чем произошедший на наших глазах его распад в 1991 году.
Большевики, несмотря на свою левую идеологию и риторику, стали воплощением воли, великодержавия,
государственничества и патриотизма – таков был поворот причудливой диалектики политической истории. Произошло же это потому,
что изо всех левых партий России начала ХХ века, которые по логике событий должны были принять власть после того как Февраль
обрушил государственный организм империи, большевики, если можно так выразиться, были «самой правой». В их программе наличествовало
положение, теоретически обосновывавшее сильную государственность, столь необходимую России в период революционного хаоса,
грозившего ее национальному бытию – положение о диктатуре пролетариата. Тогда как левые эсеры и тем более анархо-коммунисты
были антигосударственниками, противниками центральной власти, и, понятно, на роль спасителей великодержавия они никак не
годились.
Не менее важную роль сыграла и сама фигура лидера большевиков – В.И. Ульянова-Ленина - гениального
реального политика, обладавшего виртуозным уменьем чувствовать политическую ситуацию, когда необходимо выжидать, когда
потребуется – быть решительным и молниеносным. Этим он отличался от своих противников – политиков кадетов, эсеров, меньшевиков,
которые как раз были нерешительными доктринерами. Вспомним, как временное правительство оттягивало решение проблем, растущих
как ком, ссылаясь на будущее Учредительное Собрание как на панацею. Вспомним и нежелание деникинцев сформировать положительную
программу белых и их цепляние за лозунг «непредрешенчества», что во многом стало причиной их краха. Массам вообще стало непонятно:
«за что воюют белые?», ведь «единую и неделимую Россию», скажем, кадеты и эсеры понимали совсем по-разному. Тогда как большевики
прямо и открыто заявляли, к чему они стремятся, на понятном рабочем и крестьянам языке.
Ленин и большевики спасли Россию. Так понимали их историческую миссию многие современники
- крестьянский поэт Есенин, бывший колчаковец Устрялов - и, думаем, это соответствовало исторической истине. Это также объясняет:
почему Ленина и большевиков так ненавидят нынешние радикал-либералы. Не за то, что они были революционерами – ведь либералы
и сами устроили в России тихую, ползучую революцию под видом «экономических реформ», которая стоила нашей стране утери территорий,
разрушения промышленности, многомиллионной потери населения и, наконец, обрушения общественной нравственности и разрушения
национальных ценностей. Нет, либералам – от Новодворской до Сванидзе Ленин и большевики ненавистны тем, что они были державниками,
собирателями земель, созидателями национальной промышленности, народного хозяйства, великой армии. Ведь либерал в переводе
с политического языка современной России – значит, нигилист, антигосударственник и русофоб…
Рустем ВАХИТОВ
Вахитов Рустем Ринатович родился 16 октября 1970 года в городе Уфе. Кандидат философских наук.
Сфера научных интересов — философия науки, теория идеологии, семиотика, диалектика, советская цивилизация, философия евразийства,
философия традиционализма, русская религиозная философия.
Пишет стихи, прозу, философские эссе, активно занимается политической публицистикой. Стихи
и проза публиковались в уфимских газетах и журналах («Вечерняя Уфа», «Ленинец», «Истоки», «Бельские просторы»), и в центральных
изданиях («Юность», «Арион»). Участник поэтических сборников «По ту сторону глаз», «Посещение Амура», «Голоса вещей».
Публицистические статьи выходили, помимо республиканских. башкирских изданий, в газете «Советская
Россия». В 2002 году стал лауреатом премии «Слово к народу» газеты «Советская Россия». Постоянный автор интернет-ресурсов «Евразийский
вестник», «Интернет против телеэкрана», «Философская газета», «Гулькин Парнас».
С середины 90-х был автором и соавтором нескольких интеллектуальных проектов — соредактором
литературного альманаха «КоРифей» (1997), редактором альманаха на страницах газеты «Истоки» «Евразийский проект» (с 2000 по 2002
год вышло 11 номеров). С 2000 года — заместитель главного редактора журнала Башкирского отделения Российского философского
общества «Философская мысль», руководитель междисциплинарного «Евразийского семинара» и Уфимского религиозно-философского
общества им. А. Ф. Лосева.
По политическим взглядам — левый евразиец. Живет и работает в г. Уфе. Женат, воспитывает сына.
Комментариев нет:
Отправить комментарий