Политическая история: книжные анонсы от Андрея Фурсова

Станислав Рыбас. Московские против питерских. Ленинградское дело Сталина. 

 

«Ленинградское дело» — самая выразительная, по мнению С.Б. Рыбаса, «страница истории советского проекта. Лучшие кадры социалистической модернизации, высокообразованные, патриотичные. Выдержавшие испытания войной, погибли, находясь в шаге от полного доминирования в государстве.
Долгое время «ленинградское дело» не имело иного внятного объяснения, кроме как борьба за власть соратников состарившегося Сталина, когда на самом деле в его основе лежали и многие обстоятельства, не зная которых, трудно понять, почему история СССР завершилась катастрофой».
Выдвижение на первые позиции будущих фигурантов «ленинградского дела» произошло в конце 1930-х годов и было связано с усилением роли профессионалов-практиков. Именно ориентацией на практические дела и успехами в нем обусловлен рост влияния таких людей, как А. Жданов и его выдвиженцы Н. Вознесенский, А. Щербаков, А. Кузнецов и др. По-видимому, именно на них собирался сделать ставку И. Сталин, смещая центр власти с партии, партаппарата на Совет министров. Показательна фраза Сталина, сказанная им после окончания войны: «Партия… что партия… Она превратилась в хор псаломщиков, отряд аллилуйщиков… Необходим предварительный глубокий анализ».

13 апреля 1946 г. секретарь ЦК КПСС А. Кузнецов начинает руководить Секретариатом ЦК, что ослабляет позиции группировки Маленкова — Берия. Место Кузнецова в Ленинграде занимает П. Попков. После «дела авиаторов» (1946 г.) Маленкова вообще вывели из Секретариата ЦК. В то же время шли изменения в целом во внутренней жизни СССР, причем в результате действия не только внутренних факторов. «Смерть Рузвельта — вот рубеж, после которого внутренняя жизнь в СССР стала стремительно меняться». С. Рыбас приводит мнение В. Фалина о том, что «между Рузвельтом и Сталиным имелась договоренность о послевоенных союзнических отношениях: Советский Союз «многое» готов был отдать в концессию, получал кредиты и гарантии безопасности, соглашаясь стать младшим партнером США». У Рузвельта и Сталина кроме Третьего рейха был еще один противник — Британская империя, разрушение которой было их общим интересом; собственно, Бреттон-Вудское соглашение было одним из ударов по Британии и ее империи. Все изменилось с приходом Г. Трумэна, а точнее, тех сил, которые стояли за ним и которым СССР на мировой карте был не нужен. Начиналось новое противостояние, и в СССР теперь, прежде всего, требовалось проверить готовность его политической элиты к нему.
Советская послевоенная элита не была единой, в ней было несколько группировок; в регионах укреплялись клиентелы первых партийных секретарей; определенная часть интеллигенции с завистью смотрела на Запад, глотая слюни по поводу материально-бытового аспекта его жизни. «В самых же низах повседневной жизни ширилось настроение едва ли не анархической воли у демобилизовавшихся из армии солдат. В деревнях, испытывавших страшные тяготы, распространялось ожидание то ли роспуска колхозов, то ли разрешения вольной торговли». А тут еще страшная засуха 1946 года.
Сталин после Потсдамской мирной конференции 1945 года понял, что не достиг для страны желаемой безопасности. Советская экспансия, вызванная требованиями внутреннего развития и, прежде всего, обеспечения безопасности, была остановлена. Баланса сил с Западом не получилось, СССР был явно слабее.
Но кроме военной и экономической мощи Советский Союз уступал в идеологическом противостоянии. Война, которая сплачивала нацию, теперь повернулась оборотной стороной — стремлением к благополучию, покою, радостям жизни, индивидуализмом. Как бороться с этими искушениями, никто не знал, ибо запретить человеку желать себе лучшей доли просто невозможно.
В образовавшийся после Победы идейный вакуум хлынул поток «буржуазного искусства», начиная с голливудских фильмов, театральных постановок пьес западных авторов, джазовой музыки и т.д. В аналитических записках МГБ говорилось, что в среде творческой интеллигенции расширяется ожидание политических уступок СССР бывшим союзникам. Именно здесь следует искать корни всех последующих идеологических кампаний, направленных против космополитизма, упадничества, преклонения перед Западом.
Выступая на заседании Политбюро 13 апреля 1946 года, Сталин раскритиковал работу в области идеологии и поручил Управлению пропаганды и агитации ЦК через три месяца подготовить необходимые материалы, обратив, в частности, внимание на литературу, театр и кино.
Одним из эпизодов новой кампании стала «отеческая порка» журналов «Звезда» и «Ленинград». Этот эпизод значительно более сложен, чем обычно представляют. В нем была ярко выраженная аппаратная интрига: для Жданова было очень важно провести чистку в доставшемся ему от Маленкова Управлении пропаганды и агитации ЦК партии.
На обсуждении проектов постановлений 9 августа 1946 года в Оргбюро в присутствии Сталина и Маленкова вдруг выяснилось, что ведомственная принадлежность журналов изменилась: ранее они были органами Союза советских писателей, а теперь принадлежали Ленинградскому отделению Союза писателей. То есть у союзного центра была уведена собственность. Выяснилось (с подачи добывшего информацию Маленкова), что о самоуправстве знали и в Ленинградском горкоме партии, где утвердили буквально на днях (26 июня) и новую редколлегию «Звезды», куда был включен не раз подвергавшийся критике сатирик Михаил Зощенко.
Стали разбираться. Первый секретарь Ленинградского обкома и горкома П.С. Попков сказал, что Кузнецов был проинформирован, что свидетельствовало о подозрительном клановом «междусобойчике». Таким образом, впервые был зафиксирован «сепаратный сговор» земляков-ленинградцев. «Разбор полетов» журнального дела имел своей мишенью не М. Зощенко и А. Ахматову, а ленинградские парткадры. При этом С. Рыбас отмечает еще одно обстоятельство: Ахматова «была явным представителем санкт-петербургского социокультурного ядра, и в начавшемся противостоянии с Западом ни у кого не должно было быть сомнений в том, что в борьбе за духовный мир населения Кремль не позволит вернуться к дореволюционным, элитарным идеалам».
Для А. Жданова дело, конечно же, было не в двух литераторах, которых, кстати, после критики вызвали в Смольный, где выдали продовольственные карточки. Дело было в разворачивающейся психоисторической, информационной войне Запада, его англо-американского ядра против СССР. А. Жданов как никто понимал всю важность противостояния в сфере пропаганды. Он «организовал изучение методов английской внешнеполитической пропаганды, достигшей заметных успехов в годы Второй мировой войны. На совещаниях Политбюро он доказывал, что Запад понимает противостояние двух систем, прежде всего, как войну за господство в сознании людей, а пропаганда и контрпропаганда являются обязательным атрибутом великой державы, частью военной машины, которая заменяет военные силы, когда они вынуждены бездействовать». Он говорил то, что «методологически» исключительно важно и сегодня: «Вопросы международной жизни иногда разъясняются не с точки зрения политики Советского Союза в зарубежных делах, а главным образом излагают политику Маршалла, Трумэна, политику Америки, беда еще в том, что при этом разъяснение вопросов внешней политики делается не в боевом, наступательном духе, а в духе защиты, обороны…»
Приоритетным направлением в противостоянии психоисторическому наступлению Западу, стремившемуся (и небезуспешно, как показало время) сформировать в СССР «пятую колонну», А. Жданов считал максимальное расширение картины мира советских людей. С этой целью, в частности, переиздавалась старая русская литература о путешествиях и путешественниках, первопроходцах; гражданам стремились привить глобальные масштабы мышления (от себя добавлю, что именно в это время написал свои глобально-политические романы «Заговорщики» и «Поджигатели» замечательный советский писатель Н. Шпанов, которого советская детвора знала по военно-приключенческому роману «Война невидимок»).
Еще одна линия идейного укрепления СССР, которую развивал А. Жданов, — русский патриотизм, акцентирование руководящего положения русских в советском содружестве наций. «Вскоре после войны Жданов предложил в рамках Всесоюзной коммунистической партии образовать Российское бюро ВКП(б). Ведь в отличие от РСФСР остальные союзные республики имели собственные компартии, что позволяло им более настойчиво продвигать свои интересы в союзных министерствах и ведомствах. По инициативе Жданова в 1947 году было опубликовано историческое исследование «Русское бюро большевистской партии: 1912–1917». Оно должно было дать историческое обоснование ждановскому замыслу. Надо учесть, что до революции именно Сталин выступал за создание Русского бюро и перенесение в Россию активной организационной работы, а его оппоненты (Каменев, Зиновьев и др.) видели опору в зарубежных эмигрантских кружках РСДРП». Здесь Сталин «вошел в принципиальный спор с самим Лениным, который, как известно, никому принципиальных споров не проигрывал, а Сталину — уступил. Дело касалось главного: как строить деятельность партии — опираясь на заграничные эмигрантские кружки или на партийные организации на российских предприятиях? Ленин и его эмигрантское окружение, в котором были Лев Каменев и Григорий Зиновьев, отстаивали первый вариант, Сталин второй. Сталинский принцип построения партии оказался наиболее рациональным. В 1912 году Сталин был избран членом Русского бюро ЦК партии, то есть стал партийным функционером высшего уровня».
Показательно изменение отношение власти к церкви, в котором А. Жданов играл большую роль. «В 1948 году планировался созыв в Москве на торжества в честь 500-летия автокефалии Русской православной церкви Вселенского собора, не собиравшегося несколько столетий. Ставилась задача объявить Московскую патриархию Вселенской, что сделало бы ее главной среди всех православных автокефальных церквей. Участие в этом Жданова бесспорно. Международная политика Церкви была определена на встрече Сталина с патриархом Алексием 10 апреля 1945 года (патриарх Сергий умер в 1944 году). Патриархия активизировала свои внешние связи, только в 1945–1946 годах она направила свои делегации в 17 стран Европы и Ближнего Востока и приняла 13 зарубежных делегаций. В 1945 году под юрисдикцию Русской православной церкви перешли три митрополита, 17 архиепископов и епископов, находившихся в лоне других церквей.
Сталин считал, что собор поможет дополнительно повлиять на балканские и ближневосточные страны. Но Вселенский собор не состоялся: не все главы церквей согласились принять в нем участие. Однако сама попытка возродить «Третий Рим» свидетельствует о широте взглядов Жданова».
31 августа 1948 года А. Жданов умирает от острой сердечной недостаточности. Вскоре в Кремле и на Старой площади почувствовали, что после ухода Жданова потрясения в правящей верхушке неизбежны. И тут ленинградцы сами подставились, причем не один раз (впрочем, как знать, иногда глупость — это хорошо закамуфлированная умная акция противника). В начале 1949 года возник скандал по поводу фальсификаций, имевших место на выборах секретарей обкома и горкома ВКП(б) на Х областной и VIII городской объединенных конференциях в Ленинграде. «Кроме того, МГБ зафиксировало разговоры на квартире секретаря ЦК Кузнецова с председателем правительства РСФСР М.И. Родионовым и П.С. Попковым о бедственном положении Российской Федерации и о желательности создать Компартию РСФСР.
Одновременно с этим Сталину было доложено, что ленинградское руководство без согласования с Советом министров СССР и Политбюро провело в Ленинграде Всероссийскую торговую оптовую ярмарку, которая по неизвестной причине получила статус Всесоюзной. Выяснилось, что все вопросы проведения ярмарки, в том числе вывоз товаров со складов, Попков и Лазутин согласовали с председателем правительства РСФСР М.И. Родионовым и председателем Госплана СССР Н.А. Вознесенским, минуя Совет министров СССР, председателем которого был И.В. Сталин».
Ленинградские руководители и Родионов напрямую вышли на союзные республики, минуя Центр, создав до сих пор небывалую управленческую коллизию и опасный прецедент. Кроме того, устроители ярмарки не смогли толком реализовать продовольственные товары, свезенные в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и ущербу на 4 млрд рублей. Нелишне напомнить, что именно в этот период колоссальные средства были направлены на восстановление народного хозяйства и создание атомного оружия.
В результате разбирательства Кузнецов, Родионов, Попков были сняты с должностей. Надо было ждать новых репрессий.
Какое-то значение в этой истории имели архивные материалы госбезопасности, которые «Кузнецов как куратор МГБ стал внимательно изучать, что должно было вызвать обеспокоенность Маленкова, Берии, Молотова, Микояна, Кагановича, Ворошилова, причастных к чисткам 1930-х годов. (Тема секретных архивов госбезопасности еще не раз будет тревожить сон многих сталинских соратников.)
«Наступила очередь Вознесенского. Отторгать Ленинград от ЦК он явно не собирался, но был далеко не безгрешен.
Вознесенский был выведен из Политбюро и стал ждать нового назначения. Через месяц Сталин пригласил его на одно заседание, но это была их последняя встреча. Хотя Сталин не раз говорил Маленкову, что пора найти Вознесенскому новую работу, дело все время затягивалось».
Направленный из ЦК в Госплан уполномоченный ЦК Е.Е. Андреев посылает Маленкову и Пономаренко записку о том, что обнаружена пропажа многих секретных документов (за пять лет исчезло 236 секретных и совершенно секретных документов). Их перечень мог привести Сталина в шок. (Тематически они касались расположения советских предприятий за рубежом, пятилетних планов, производства военной техники, угля, черных и цветных металлов, нефти и т.д.)
В конце февраля по решению Политбюро были сформированы несколько инспекторских групп КПК и направлены в Ленинград вместе с большой группой следователей по особо важным делам МГБ СССР.
В конечном счете Н. Вознесенский был арестован и решением суда приговорен к смертной казни. «Еще в 1947 г. в СССР смертная казнь была отменена, но 12 января 1950 г. во время следствия по «ленинградскому делу» она была восстановлена по отношению к изменникам Родины, шпионам и подрывникам-диверсантам».
Всего по «ленинградскому делу» были осуждены 214 человек, в том числе 145 близких и дальних родственников основных обвиняемых.
Характерно, что следователям и судьям было дано указание, чтобы имя Жданова нигде не упоминалось. Очевидно, бывший второй человек партии, ее идеолог, не мог быть вдохновителем группы, раскалывающей Советское государство.
Не исключено, отмечает С. Рыбас, «что в период разгрома ленинградцев была упущена единственная реальная возможность изменить национально-государственное устройство СССР и перейти к территориальному федерализму, отменив санкционированный Лениным в 1922 году и тогда оспоренный Сталиным союз национальных республик. Это отняло бы у республиканских национальных элит козыри, которыми сперва под флагом интернационализма, а потом «коренизации» они воспользовались для достижения своих узких целей и дезинтеграции страны».
После разгрома ленинградцев и москвичей самой сильной группировкой стали украинцы (днепропетровские и донецкие). Впрочем, в этой картине не хватает одной детали. Резкое усиление Хрущева могло произойти только в том случае, когда он получил в руки какой-то очень сильный козырь, которого не было у Маленкова». Сын Г. Маленкова Андрей пишет об этом так: «В конце сороковых годов… Хрущев занимал пост секретаря ЦК по кадрам и, по долгу службы контролируя деятельность репрессивных органов, нес личную вину за гибель А. Кузнецова и других ленинградских руководителей. Боясь, как бы на готовящемся судилище над Маленковым (Пленум ЦК КПСС в 1957 году. — С.Р.) не всплыла его собственная неприглядная роль в «ленинградском деле», Хрущев должен был… всю вину свалить на Маленкова».
Почему Сталин, ставит вопрос С. Рыбас, лично поощрявший начиная с 1930-х годов пропаганду героических деяний русского народа и сделавший ставку на руссоцентричную культурную политику, воспринял «русские идеи» ждановской группы как опасные для государства?
Ответ на этот вопрос был дан в 1990 году, когда в СССР была создана Коммунистическая партия РСФСР, а российская исполнительная власть в лице президента РСФСР сомкнулась с хозяйственными руководителями в противостоянии Центру». «Еще на знаменитом февральско-мартовском пленуме 1937 года Сталин обвинил региональных вождей в практике подбора кадров по принципу личной преданности и обратил внимание на опасность создания независимых от ЦК группировок. В этом — ключ его отношения к «ленинградскому делу». Он испугался того, что во время войны пестовал как непобедимую силу, — русского национализма».
Кузнецов, Попков и их сторонники ошибочно поняли заявления партийного руководства о главенствующей роли русского народа в Союзе как намек на возможность самоуправления РСФСР. Эта ошибка — вполне простительная в руссоцентристской атмосфере послевоенного сталинизма — была на руку Маленкову и Берии, предоставив им материал, который можно было использовать для обвинения ленинградских партийцев в административном и идеологическом бунте. Уничтожив Кузнецова, Попкова, Родионова и других, Маленков и Берия значительно укрепили свои позиции. Вместе с тем эти репрессии дают основание сделать вывод, что руссоцентризм партийного руководства страны играл, прежде всего, служебную, мобилизационную роль. Какой бы популярностью у русского народа ни пользовалась эта пропаганда в конце 1940-х годов, «ленинградское дело» подтверждает, что даже на заключительной стадии сталинского правления руссоцентризм был призван в первую очередь утвердить авторитет ВКП(б) и укрепить Советское государство, а не потворствовать «националистическим» устремлениям российских коммунистов.

http://www.odnako.org/magazine/material/show_25728/